Национальная библиотека Республики Татарстан Информационные ресурсы Электронная библиотека Выдающиеся деятели культуры и искусства РТ: справочники Хади Такташ. Биобиблиографический справочник Тангалычев К. Хади Такташ - выразитель тревожной эпохи

Тангалычев К. Хади Такташ - выразитель тревожной эпохи

Источник: http://www.tatarlar.ru/news.php?lng=ru&pg=11804

В этом году исполняется ровно 80 лет со времени создания одного из лучших произведений классика татарской литературы Хади Такташа - поэмы "Мокамай".

Хади Такташ - поэт всей евразийской России. Ей, чуть утомленной от великих стихов дворян, понадобилось вдруг услышать стихи простого, "униженного и темного" народа - словно заговор знахаря, чтобы не погибнуть. Ведь когда унижен и порабощен народ, Родина начинает погибать. И ей, жаждущей новых стихов от народа, необходимо было убедиться: ее народ унижен, но не сломлен. И шли по призыву России эти ее целители - эти народные поэты, шли с болью о судьбе простого человека. И наверное, больше, чем даже Пушкину, Лермонтову и Тургеневу, Родина тогда верила этим поэтам в лаптях, со свежими следами помещичьей плетки на худой спине, этим вчерашним "маленьким разбойникам", этим озорникам, только что сошедшим с белых берез. "Карабкались на белые березы, чтоб мир увидеть с высоты. И я увидел красоту вселенной; все выше к свету я дорогу брал, а ты, мой милый, не сумел подняться, ты затерялся, ты пропал!..". Так Хади Такташ в поэме "Мокамай" обращался к другу детства - сыну бедняка.

Нужда часто подталкивала того к воровству. Однажды сельчане заподозрили Мокамая в краже колес от арбы, избили, посадили в подпол, где он от отчаяния и обиды зарезался. Такташ написал о своем жертвенном друге светлую поэму, одно из лучших своих произведений. Поэт сожалел о том, что его лучший друг не пошел за ним, стремившимся к светлым идеалам, в вышину, а остался в социальной трясине, остался в сумерках. Образ Мокамая не покидал Такташа всю жизнь, и это не случайно. Ведь, наверное, трагическая судьба Мокамая ждет и народ, который не идет за поэтами, Богом ему данными, зовущими его к добру, к духовным высотам, к просвещению. И наверное, такая же судьба несчастного Мокамая ждет народ, отвергающий традиции, веру и идеалы своих предков. Я верю, мы не такой народ. Мы не такой народ хотя бы даже потому, что помним Хади Такташа, помним Габдуллу Тукая, помним Мусу Джалиля. У татар есть пословица: "Кого обижают дома, того притесняет мир". Татарский народ умеет чтить своих поэтов, и это тоже помогает ему самосохраняться в истории.

Бывают поэты, феномен которых целесообразнее осмысливать в рамках историко-философского знания, нежели только литературоведческого. Это, как правило, большие поэты, творящие в трагические эпохи. Такие поэты обычно появляются тогда, когда умирает одна эпоха и рождается другая. Таких поэтов образно можно назвать поводырями новых эпох.

Бывают поэтами сочинители стихов, но бывают поэтами и целые эпохи - сочинители великих революций. Хади Такташ жил как раз в такое время, был его избранником. И "стихи" этого времени Такташ "переводил" на свой родной язык. Такташ писал такие стихи, какие от него требовала его эпоха. И у него хватало духовной мощи, чтобы подняться до уровня великих эпохальных требований, у него хватало мастерства, чтобы его стихи уверенно входили не только в просвещенные дома, но и в темные лачуги. "Но я иду. А я не кто иной, как злой бунтарь, взволнованный ходатай униженного темного народа" (Здесь и далее переводы Л.Мартынова - К.Т.), - писал Такташ в 1923 году в стихотворении "Бунт". И совсем не исключено, что он мог бы так же написать и сегодня.

Когда есть поэты, как-то уютнее жить на земле, продуваемой вселенскими ветрами. Нам уютно оттого, что есть Хади Такташ, который вырос на здешней земле, пас отцовскую лошадь на здешних полях, ходил в деревенское медресе, был одним из первых избачей, одним из первых комсомольцев, учительствовал и здесь же начал слагать первые стихи. В буквальном смысле по нашим полям, по нашему родному бездорожью шел в литературу поэт-трибун, соавтор грандиозного романтического мифа. Тут уместны тютчевские слова: "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, его призвали всеблагие как собеседника на пир". Так и Такташ, сочинитель поэм и баллад, пьес и публицистических статей, стал собеседником, но - собеседником Революции на пиру великих потрясений. Сама жизнь Такташа, поселившего в своем сердце выдающуюся эпоху, была поэзией. Поэтому Хади Такташ и бессмертен, поэтому его стихи не устаревают.

Как нетленные свитки, из рук самой отечественной истории мы сегодня принимаем "Письма в грядущее", написанные Такташем в 1930-31 гг., уже на закате жизни, посвященные приходу нового человека на обновленную землю. Но что такое новый человек? Ведь не может он явиться с неба, не может он не иметь глубоких исторических корней. Поэтому и символичен в поэтических письмах образ крестьянина Мухтар-бабая, вступающего на поле новой социально-политической реальности. Конечно, его терзают противоречия, однако новизна сельской жизни, коллективизация влекут его сильнее. Мухтар-бабай находится между двух эпох, как между молотом и наковальней, но мы видим, как куется цельный и величественный характер героя нового времени. В поэме немало упоминаний о социализме, коммунизме, партии, коллективизации. Но сегодня мы не имеем права проявлять какое-то высокомерие в отношении этой поэмы, а самое главное - в отношении жизни, отраженной в ней. Мухтар-бабай - это наш родной человек, это наш дед и прадед. Ведь до того, как мы стали образованными, проницательными и сильными, именно Мухтар-бабай, переступив через глубокие привычки единоличника, должен был понять вроде бы простую вещь: "Чтоб не погибнуть нам поодиночке, мы должны трудиться сообща". Именно поколение Мухтар-бабая должно было начать "трудиться сообща", чтобы потом поднимались гигантские заводы, колхозы, чтобы ракеты поднимались в вышину, и чтобы сама земля поднималась до неба. И именно Мухтар-бабай должен был проявить силу духа, чтобы мы сегодня хотя бы не пали духом.

Хади Такташ не успел завершить свои "Письма в грядущее", но даже в трех "письмах" поэмы он сумел выразить то, что хотел. Человеку важно быть единым со своей эпохой и со своим народом. И мы, адресаты этих писем, сегодня не можем впадать в уныние, иначе мы не сможем быть достойными адресатами писем и заветов наших выдающихся предков, иначе нам не о чем будет написать своим потомкам.

Появление большого поэта в народе - несомненно, Божья воля. По Божьей воле, в назначенный день и в назначенный час, избранные женщины рождают на свет выразителей эпохи, выразителей переживаний и помыслов соотечественников и соплеменников. Рождают избранные женщины поэтов и часто сами же становятся их первыми наставниками. Мать Хади Такташа, чтобы покупать маленькому сыну новые и новые книжки, распродала все до единого свои лучшие украшения. Будто чуяло материнское сердце, какой красотой уже для всей земли они обернутся в скором будущем, как они украсят страдальческую душу родного народа.

Мать Такташа была еще и прирожденной песенницей. Она и письма сыну писала нередко в песнях, но даже не ведала о том, что она песенница. Да и кем еще могла быть мать поэта? Матери настоящих поэтов, скорее всего, все по сути своей песенницы. А еще - жертвенницы, отказавшиеся от своих песен во имя грядущей песенной славы своих сыновей. "Ведь сколько бы я ни лгал в анкетах, не лгал я в песнях никогда!", - с гордостью писал поэт. Знала бы чуткая мать Такташа, кем станет ее сын для всего народа, наверное, вздрогнула бы от счастья и тревоги. Знала бы она, в какую историческую даль, измеряемую столетиями, она отпускает своего сына, наверное бы, заплакала, ведь в той дали ему предстояло остаться наедине с суровой историей. Но немногим в истории доводилось быть своевременным поэтом. Такташ был как раз таковым. "По снежной груди зимней ночи летели сани. Годы шли, и не они ли, взвалив на сани, меня далеко увезли!", - писал Такташ в 1926 году в стихотворении "Маленький разбойник".

Родную деревню Сыркыды (Сургодь) Хади Такташ в первый раз покинул в тринадцатилетнем возрасте, направившись по примеру старшего брата на заработки в Туркестан. Но заработать денег, чтобы их хватило на продолжение образования и помощь родителям, ему не удалось. В 1918 году он вернулся в Сыркыды, стал учительствовать, создавал деревенскую библиотеку, одновременно трудился с земляками в поле. И даже это - красноречивая иллюстрация к тому, что народный поэт во всем един со своим народом. Спустя время, уже в 1928 году, в стихотворении "Проездом" Такташ напишет: "Вот они идут - все эти люди, - в рваных шапках, в стоптанных лаптях: все они мне дороги и любы. Я у каждого бывал в гостях - это все хорошие знакомцы! Говорю не их ли языком?..". Их языком говорил Такташ, порыв их сердец он превращал в музыку. "Я самый счастливый, богатый, когда пишу. Потому что тогда я возвращаю читателям богатства, украдкой, за недели собранные в их сердцах, в их глазах, в их лицах", - писал Такташ в автобиографической статье "О себе и других".

Когда-то, обращаясь к великому Низами, его пятнадцатилетний сын произнес: "Не Ширван, а мир твои владенья". Так и Такташ был рожден не только для деревни Сыркыды, он был рожден для всей России, для всего Евразийского пространства. В 1920 году он снова уезжает из родного села, работает в Оренбурге в газете "Слово трудящихся", в Ташкенте - в журнале "Дом знаний", пишет и публикует много стихов, статей, рассказов, баллад, а затем переезжает в Казань, также работает в газетах и журналах, пишет драматические произведения для театра. В Казани же завершается его короткий по физическим меркам жизненный путь: Такташ умер в 30-летнем возрасте. Но даже за такую короткую жизнь, которая, однако, вместила империалистическую войну, три революции, гражданскую войну, Такташ сумел стать одним из зачинателей новой татарской поэзии.

В 1924 году своей поэмой "Века и минуты" Такташ первым в татарской литературе откликнулся на смерть Ленина. Неважно, что сегодня это произведение читается не так, как оно читалось еще только вчера. Сегодня "Века и минуты" интересны нам как документ трагического времени, когда был изгнан царь, но народ все равно не мыслил себя без лидера, заступника. Хотя, стоя на "огнедышащей горе", поэзия и силилась ввергнуть бога, говоря словами из стихотворения Такташа "Бунт", в "пылание великого огня", но все же взбунтовавшаяся эпоха жить не могла без мифического героя. Эпоха жить не могла без символа, которому она приписывала наскоро списанное у бога величие и наскоро же списанную у мужика простоту. Что такое "Века и минуты" Такташа? Это народная многовековая тоска о заступнике прорвалась в его стихи. Народ изгнал царя, но народ не переставал мечтать о поводыре, который был бы наделен могуществом бога и простотой человека. Такташ, конечно же, был со своим народом и в этом его мечтании.

Необычна для татарской поэзии того времени и ритмика "Веков и минут". Новая музыка стиха такова, будто в пространство поэмы врывается ветер, а может быть, и ураган. И этот ураган врывается уже и во все пространство татарской поэзии, делая его необъятным.

Что касается стихотворной музыки, то русские и татарские стихи во многом похожи по звучанию. Какая-то непостижимая - евразийская - музыка, возвышающаяся над наречиями и над языками, объединяет и всех нас, объединяет Такташа и Маяковского, Тукая и Лермонтова. Эта музыка - несомненно, от Бога, эта музыка и стихи делает основательнее, добрее и еще необходимее человеку и человечеству.

Когда земля рождает поэтов, это, наверное, говорит о том, что Всевышний еще не совсем разочаровался в человечестве, еще не совсем разочаровался в том или ином народе. И сегодня не столько мы прославляем Хади Такташа, сколько Провидение дало нам сокровенную возможность быть его земляками и соотечественниками, дало нам проникновенную память, чтобы помнить о поэте, дало нам разум и душу, чтобы долго любить его стихи. Чему бы они ни посвящались - диким гусям, летящим на теплое озеро, воинам революции, прекрасной девушке Алсу, молодому политруку комсомольцу Махмуту или же старику-односельчанину Шахми, который в студеную январскую ночь сторожит ветхое здание сельсовета. Но старику вовсе не одиноко, потому что всегда с ним рядом "друг его мудрый, очень знакомый - Ленин!".

Читая маленькую, но трогательную и очень родную поэму "Деревня Сыркыды", написанную в 1924 году и также посвященную непримиримому столкновению нового со старым, ощущаешь, будто вот-вот в темной январской ночи прямо на деревенской улице появится солнце. Или само прикатится, или же его прикатит Ленин - на каждую улицу, к каждому дому. Такташ изображает людей, истосковавшихся по свету, по торжеству справедливости, по торжеству взаимного братства. Эти люди уже убедились, что кроме Революции долгожданный свет им никто не принесет. Какой же национальности была российская Революция, если, например, в глухой татарской деревушке, приютившейся "среди ночных ветров", старик Шахми как о лучшем друге и брате думал о Ленине? Только ли русской? И какой национальности сама Россия? Не поэтической ли национальности Родина наша?

Говоря о России, я говорю об отцовской земле сотен народов, о стране, которая и задумана Всевышним как родина сотен народов. Я говорю и России, любящей все свои народы, всех своих поэтов, все свои земли. Если на этих землях народы рождают больших поэтов, значит, эти народы жили на этих землях всегда и будут жить на этих землях всегда. И разве Россия не велика еще и тем, что на стольких сущих языках поэты прославляют ее и воспевают ее?

В стихах Такташа, на первый взгляд, вроде бы можно увидеть воинственный атеизм, энергичное, настойчивое богоборчество. Главный герой его "Трагедии сынов земли", написанной еще в 1921 году, поэт Кабил вступает в откровенную схватку с богом, обвиняя именно его во всем злом, что творится на земле. В этой "Трагедии" мы видим духовное возвышение человека, наделенного небывалой верой в собственное могущество. Такой человек был необходим опять-таки эпохе, чтобы вдохновить его на грандиозное созидание: эпоха жаждала взлета. И Бога невозможно было унизить богоборчеством стихотворцев, ему хватит славы на тысячелетия. Видимо, на земле случилось такое необычное время, когда Всевышний прощал поэтам даже их порыв встать с ним вровень. Пусть только становятся красивее душой и пусть избавляют землю от зла. А Господь миров, как сказано еще в первых строках Корана, милостив и милосерд.
Естественно, несмотря на всю свою природную мудрость, 20-летний Такташ не мог не очароваться атеистическим романтизмом своего времени. Воюя как бы "против Бога", революционный народ воевал против лицемерных священников, часто служивших не Богу, а мамоне.

И лирический герой стихотворения "Да, постарел я", разбивший окно деревенской мечети и гордый этим, не Богу мстил, а мулле, в котором сельчане давно уже не видели ни духовидца, ни заступника, а напротив - видели своего духовного поработителя. И трагедия борющегося с Богом Кабила в том, что он, отчаявшись, приписал священному небу всю злобу и лицемерие, существовавшее на земле, хотя они небу, скорее всего, и не принадлежали. Тем не менее, образ Кабила жертвенно-светел. Отрицая Бога и воюя с ним, он в то же время воюет против рабства и унижения, за что вечно и неизменно сражается и Бог. Кабил погибает, но в финале произведения вновь появляется удивительный персонаж - Идея. Она уверенно обещает продолжить кровавую борьбу против унижения человека и произносит пророческие слова: "Пусть в небесах есть владыка кровавый, здесь, на земле, есть владыка другой". В том-то, видимо, и дело, что высшая сила добра землю никогда и не покидала. Потому и благословенны революционные поэты, что они защищали именно высшую силу добра. Кстати, эта Идея, пронзая художественно-философское пространство всей мировой культуры, переходила из одной поэмы в другую, из одного манифеста в другой, от одного народа к другому, жива до сих пор.

И при всем этом, повторяю, я не стал бы говорить о воинственном атеизме Такташа. Сегодня мы можем говорить о том, что Всевышний пришел в сердце поэта, минуя мечети и лицемерных священнослужителей. Он воплотился в любви поэта к родной земле и к родному народу, к родному полю и к родному небу. Ведь мы знаем, что без Бога в сердце проникновенные стихи невозможны. В том числе - и проникновенные стихи о революции.

Тема "поэт и революция" - для России особенная. И если стихотворцы искренне и горячо поддерживают революцию, значит, есть в этом высокий смысл. Вспомним Есенина, Блока, Маяковского или же их предшественников - Рылеева, Пушкина, Некрасова. Величественна судьба поэтов революций, и какой еще нужен аргумент для подтверждения неслучайности революционных событий на нашей земле. Огненная поэзия Такташа и в этом смысле органично вплетена в ткань всей российской поэзии. Если эпоха оставляет после себя большую литературу, значит, эпоха благословенна. И нам не надо слушать хулителей наших потрясающих эпох, ведь если кто-то и может объять их необъятный масштаб, так это только наша поэзия. Тютчев когда-то написал: "Всю тебя, земля родная, в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя". А во времена Блока, Маяковского, Такташа не в виде ли революции обходил землю Царь Небесный? И не потому ли лучшие поэты приняли революцию, что они относились к ней, как к откровению, как к завету?

Для поэзии Такташа характерна искренность и открытость. Для нас предпочтительнее искренний атеизм поэта, чем чья-то лукавая "божественность". В стихах Такташа звучит открытое "да", когда он говорит о революционном обновлении жизни, и в них звучит открытое "нет", когда он говорит о религии. Но в стихах Такташа нет того третьего, что всегда от лукавого. Потому и любит Такташа народ. Потому и любит Такташа земля. Земля белых берез и тополей, влюбленных в березы. Эта удивительная земля из стихотворения "Проездом", возможно, уже подзабыла некоторые из публицистических стихов Такташа, но она наизусть знает строки о себе: "Ах! Любил не слишком ли я жадно? Землю и цветы я целовал? Каждую подросшую березку к тополю-джигиту ревновал...".

Проникновенно и лирическое наследие Такташа. Может быть, и стихи о березах, тополях, лунном сиянии, о матери и сестре своему избраннику Такташу тоже диктовал Поэт-эпоха? Скорее, их своему избраннику Такташу диктовал другой Поэт - вечность. Таких стихов у Такташа не очень много - по сравнению с социально-политическими. Человеку, пусть он даже поэт, свойственно думать, что вечность подождет, а эпоха сегодня, в этот час и в это мгновение, требует стихотворной публицистики. Надо было немедленно отвечать врагам "красной идеи", надо было срочно писать "Песни Наркомпроса", "Песню ружья", надо было отправлять "Ответную Ноту лорду Чемберлену". Но иногда даже в горячую политическую публицистику Такташа врывается пронзительная лирика, раздвигая тревожные строфы, как солнечный луч неожиданно раздвигает грозовые тучи. Но для "чистой лирики" страна была еще, говоря словами Маяковского, "мало оборудована". И Такташ, сжигая себя в политической поэзии, искренне "оборудовал" страну для народного счастья.

В стихах, поэмах, прозе и драматургии Хади Такташа "романтизм" и "соцреализм" сходятся в одном литературном направлении - в направлении к сердцу современника, к сердцу соотечественника. И этим - он наш классик. И этим он классик всей нашей России и всей нашей Евразии.

Автор публикации: Камиль Абидуллович ТАНГАЛЫЧЕВ, поэт, философ, эссеист. Заслуженный писатель Республики Мордовия