Родник

1
Даже набрав полные ведра студеной воды, Закия не могла уйти отсюда: от свежего воздуха, стоящего над родником, по всему телу разливалась сладкая истома. Дышалось легко. К тому же она только что вернулась с поля, разморенная душным зноем. Да и. можно ли в летнюю пору так просто расстаться с родником?
Она помылась, а потом у девушки нивесть откуда появилось зеркальце, и она взглянула на свое лицо. Только подняла было коромысло и собралась уйти — здорово живешь! — перед ней очутился парень, будто из-под земли вырос.
— Мы с моей машиной пить захотели. Нельзя ли у вас водички занять, — спросил он, а сам уже припал губами к краю ведра, не дожидаясь ее разрешения.
— Что это за шофер без ведра? — с напускной строгостью проговорила Закия. А парень, вдосталь напившись, взглянул на нее. Казалось, от этого высокого, широкоплечего парня в выцветшем под солнцем комбинезоне так и веяло силой, энергией; остро пахло от него бензином; на его лице, потемневшем от ветра и постоянной работы на машине, видны были и молодецкая удаль,
и благодарность девушке, напоившей его холодной водой, и радость от такой неожиданной встречи.
— Все в порядке! А этот глоток воды стоит целого ведра! — ответил ей парень, блеснув белыми зубами. Он кивнул головой по направлению дороги, где в сорока-
пятидесяти метрах отсюда стояла, урча мотором, его машина.
Но видно и по глазам: он еще не все высказал, что ему хотелось, вернее, он даже и не приступал к интересному разговору.
— Это уж мой второй рейс за сегодняшний день. Ты не смейся, золотко, сегодня наездился так, что и не мудрено пить захотеть, — оправдывался он потому, что выпил так много воды. По правде говоря, вода-то здесь ни при чем, жажду он утолил, и делу конец. Парню просто хотелось поговорить с девушкой.
В это время к урчащей на дороге машине подъехала еще два грузовика. Закия подняла на плечи коромысло с ведрами, чтобы уйти. Она прошла немного и обернулась к нему:
— Вам ведь можно ездить и прямо, не заезжая в нашу деревню.
То ли оттого, что девушка покинула его так скоро, то ли потому, что он не сумел завязать удачный разговор, то ли потому, что день выдался слишком знойный, — шофер рассердился:
— Сначала приведите в порядок свой мост через Медвежий овражек, а потом будете учить шофера, как ему ездить, понятно? Тоже мне, колхоз «Прямой путь»!
Только из-за вас в такую горячку приходится гонять машину туда-сюда, давать крюк в два километра!
Закия пошла в гору с таким видом, будто упрек шофера к ней и не относился. Но, взобравшись наверх, она не удержалась, чтобы не обернуться назад и не подумать: «И впрямь, не касаются ли меня эти слова?»
Внизу, между машинами и родником, сновали шоферы с ведрами в руках. Среди них был и высокий парень с черными, как спелая черемуха, глазами и растрепанными волосами, тот самый шофер, который выпил да ее ведра так много и вместо благодарности проронил лишь несколько нелестных слов по адресу колхоза «Прямой путь».
Мост. Собственно говоря, это был даже не мост, а всего-навсего настил из семи-восьми бревен, подпертый четырьмя приземистыми сваями и перекинутый через Медвежий овражек, в одном километре от деревни. До поры до времени он исправно нес свою службу: подводы и машины, вывозившие хлеб из соседних колхозов на ссыпной пункт Заготзерно, проходили по прямой дороге, минуя деревню Каенсаз. Это сокращало путь и спасало транспортников от крутого и мучительного подъема в центре деревни. Но неделю назад прошел проливной дождь, и бурной водой снесло мостик через Медвежий овражек. С тех пор транспортники стали ездить окружным путем, через деревню Каенсаз.
Шофер имел основания сердиться: прошла целая неделя, Закия со своими подругами работает неподалеку отсюда, в день по нескольку раз случается проходить мимо разрушенного мостика, а почему-то никому из ее подруг не приходило в голову заговорить о его починке. Вот поэтому-то сегодня совершенно посторонние люди разносят худую славу о колхозе «Прямой путь». А ведь до сих пор во всем округе только и знали, что расхваливать колхоз «Прямой путь».
Вечером, вернувшись с работы, Закия пошла в правление, намереваясь завести речь с председателем колхоза о том, что через Медвежий овражек надо проложить новый мост.
Но председатель колхоза Хисамов счел ее предложение мелочью и вообще поторопился закончить разговор, сославшись на то, что «это — вовсе не девичье дело».
И, конечно, Закия не могла согласиться с ним: ведь она была воспитана в комсомоле и работала так, чтобы ее родной колхоз добился новых успехов. К тому же сегодня Закия была пристыжена тем, что совершенно посторонний человек так отозвался о ее колхозе.
— Я же не говорю, что сама пойду плотничать, Зариф абзы. Дел у меня и без того по горло!
— Ну, коли по горло, нечего лезть в чужие! Вот и все, — оборвал председатель, еще раз давая понять, что вопрос исчерпан, но для пущей 'важности решил поучить
девушку:
— Да вдобавок, красавица моя, кажется, ты не совсем верно делаешь, что ломишься в мои ворота. Почему ты забываешь сельский совет, Галимзян абы? Мосты всякие там, кладбищенские ограды, если ты хочешь знать, должны быть предусмотрены в бюджете сельсовета. Вот такие тонкости Закии, действительно, были неизвестны. Поэтому ей стало даже немного неудобно. Но по всему было видно, что она не думает сдаваться, а даже наоборот: ее начало злить то, что председатель колхоза ищет всякие причины, чтобы отложить дело в долгий ящик.
— Зариф абзы, речь не идет обо мне или только о тебе, речь идет обо всем нашем колхозе. Шоферы почем зря ругают нас, нашу деревню, наш колхоз. Если надо
поговорить с Галимзян абы, то почему бы и не поговорить? Он же никуда не делся!
— Вот как ты круто хочешь взять! — воскликнул председатель, не находя, что и ответить ей. Но все же по природе своей он не был черствым. Хисамов почувствовал, что эта семнадцатилетняя девушка болеет душой за постройку нового моста и что она не уйдет до тех пор, пока не добьется своего. Настойчивость Закии вынудила его немного смягчиться.
— Ну, подумай сама, сестричка, никто же из нас не бьет баклуши. Все ведь заняты делом. Хлеб надо убирать, а то, что уже убрано, надо обмолотить. И еще надо выполнить хлебопоставки. Нынче мы и без того запаздываем. К лицу ли это передовому колхозу? Ну, скажи сама, к лицу ли?
— Конечно, не к лицу!—согласилась с ним Закия, но тут же, в ту же минуту, она привела второй, еще более сильный довод:
— Однако ж, Зариф абзы, дело не кончается только нашим колхозом. Сегодня там, у родника, режут прямо в глаза: из-за вашего Медвежьего овражка, мол, приходится давать такой крюк, что ей-ей! Вот как говорят шоферы.
«Кому надо, тот построит. Мои дела пока что не уперлись еще в Медвежий овражек. Мне надо задание выполнять», — промелькнуло в голове председателя. Но он не высказал свою мысль вслух, потому что строгий взгляд вот этой самой девушки заставил его сдержаться, потому что он как бы говорил ему: «А разве другим не надо? Не смотри только со своей колокольни!»
— Ладно, по этому вопросу мы посоветуемся с председателем сельсовета Галимзяновым, — проговорил Хисамов, словно подводя итог всему разговору. Но молодой задор девушки захватил и его. Неожиданно он добавил: — Пошли ко мне бригадира плотников Афлятун абзы.
Позже он и сам почувствовал, что все это получилось как-то нескладно, несуразно, будто сделал он все лишь для того, чтобы отвязаться от нее. Но отступать было поздно: Закия уже ушла.
Утром в Медвежьем овражке зазвенели пилы, застучали топоры. Оставался добротный лес после строительства колхозной конюшни — его перебросили сюда, а уж коли за работу принялись серьезно — нашлись и нужные люди, да так что и уборке не было особых помех. Через пару дней транспортники соседних колхозов стали ездить через новый мост, минуя проклятый подъем в деревне Каенсаз.
Работа теперь пошла живее. За это все благодарили в душе колхозников артели «Прямой путь». Казался несколько озабоченным лишь один человек — тот самый широкоплечий шофер с глазами цвета спелой черемухи, который недавно встретился с Закией у родника, напился из ее ведра и хотел было что-то сказать ей, но так и не успел. По его мнению, эта девушка непременно должна быть замешана в строительстве моста. От таких мыслей ему становилось как-то радостно, ее образ казался ему еще милее, а желание встречи с ней возрастало.
И что же вы думаете? Под предлогом залить радиатор, шофер в иные дни стал проезжать через деревню Каенсаз, намеренно давая крюк.
Но и это недолго продолжалось. В Медвежьем овражке, недалеко от моста, еле пробивался из-под земли слабенький родничок. В один прекрасный день его разрыли, увеличили и даже поставили небольшой деревянный сруб. После этого не оставалось никаких причин ездить через Каенсаз. Вода пришла на самую дорогу транспортников, возивших хлеб государству, — хочешь пей, хочешь лей!
Однако не дремало и счастье шофера. Однажды он встретился с девушкой, да еще как! Закия прибежала к новому роднику за водой, а шофер остановился, чтобы «напоить» машину. На этот раз они разговорились, как старые знакомые.
— Какие еще у вас есть обиды на наш колхоз? Мост мы вам построили, воду вывели на самую дорогу, — проговорила Закия, лукаво щурясь.
— Обида у нас большая: совсем на глаза не показываетесь. Разожгли пламя в моем сердце, а сами куда-то пропали, — ответил шофер, и непонятно было: шутил он или говорил серьезно. Взгляды их встретились, они оба смолкли, и оба разом как-то насторожились.
В поле стоял терпкий запах спелого хлеба. Небо отливало такой голубизной и солнце светило до того ярко, что приятное молчание, наступившее сразу после этого короткого, но слишком смелого разговора, говорило им об очень многом.